  |
 |
Прочитано: 61% |
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
|
Прочитано: 61% |
Виктор Кожемяко: Наверное, вы понимаете, Валентин Григорьевич, с какой тяжестью приступаю я к этому разговору. Тяжело именно потому, что мне понятно ваше нынешнее состояние. Мы не виделись около девяти месяцев после того, как вы покинули Москву, и это время оказалось разрубленным на две части. Больше того, трагическим днём 9 июля 2006 года, когда в катастрофе на аэродроме Иркутска погибла ваша дочь, надвое разрублена вся жизнь вашей семьи: до - и после. Конечно, легче бы не напоминать лишний раз. Но мы в этих наших беседах, продолжающихся уже тринадцать лет, подводя итоги очередного минувшего года, каждый раз говорим об особенно значимом из того, что за год произошло. Как же тут сделать вид, будто не было этого, не случилось? Как смолчать, если для вас (да, поверьте, и для меня!) июльская трагедия стала доминантой гораздо более чем одного 2006 года, затмив многое, тоже трагическое и драматическое, чем переполнена наша жизнь? У меня не получается смолчать. Вы простите, что причиняю вам боль, но ведь все, кто знает о гибели Маши, сегодня думают: как он теперь, Валентин Григорьевич?
Валентин Распутин: Как? Да разве сказать - как? Если бы я как писатель поставил своих героев в те же самые обстоятельства, в каких оказались мы, я не смог бы и в сотой, тысячной доле передать всё, что пришлось и придётся ещё пережить. И я не имею права говорить только о своём, о нашем семейном горе: 125 человек заживо сгорели в то раннее утро 9 июля. Попробуйте не представлять себе, как это происходило, попробуйте не гореть вместе с ними. В нас выгорело многое, и мы теперь совсем иные, чем были до этого страшного рубежа.
- Разумеется, вашу беду ничем не поправишь. Но вы и Светлана Ивановна писали мне о множестве сочувственных посланий от людей, которые эту беду приняли близко к сердцу. И я пересылал вам в Иркутск такие же послания, поступавшие по редакционному адресу. Что значат они для вас?
- Конечно, это была немалая поддержка. Многие, многие десятки писем, телеграмм, телефонные звонки. И не только из России. От друзей, знакомых, но больше всего от вовсе незнакомых. От родственных душ или по книгам, или по несчастью претерпевать всё, на что нас теперь обрекли. Но как ни пытаются загнать нас в себя, только в своё личное выживание и горе, как ни воспитывают равнодушных друг к другу индивидов (и не без успеха, надо признать), всё равно мы держались и держимся вместе. Так мы воспитаны. "Тысячелетняя раба", по аттестации врагов России, и в самом деле, как мать, раба детей своих, нашей неразрывности. Соболезнование, сострадание - это взять на себя часть боли и страдания другого, спасти его от разрыва сердца.
Мы это почувствовали.
- И вот ещё одно письмо, полученное мною по адресу "Правды" на днях. С Украины, из Киева, от писателя Александра Сизоненко. Поразительно, что он только 12 ноября - четыре месяца спустя после смерти Маши! - узнал о происшедшем. До такой степени нас разделили и отдалили. А мог бы вообще не узнать? Объясняет, что добрые люди прислали ему "Правду" от 17 августа с моим очерком "Реквием по Марии", который был напечатан к сороковому дню иркутской трагедии. Пишет: "И душа, и всё во мне перевернулось трагическим известием о гибели Машеньки... Примите запоздалое моё соболезнование и сочувствие - отныне Ваше горе великое становится моим личным горем! И горем всей моей семьи. Малое утешение в китайской мудрости: "Разделённое горе - это только полгоря". Однако хочется, чтобы Вы знали: моя душа, моя печаль - с Вами".
«««Назад | Оглавление | Каталог библиотеки | Далее»»»
|
| ||||||||
|
|
|
|
|
|
|
| ||