«««Назад| Оглавление | Каталог библиотеки | Далее »»»

прочитаноне прочитано
Прочитано: 15%


         Может быть, именно тогда зародилось во мне подспудно желание стать журналистом. Даже стихи сочинил вскоре после войны - юношеские, подражательные и, разумеется, никогда и нигде не печатавшиеся. Задумана была, кажется, целая поэма. Её я давно забыл, а восемь строк уцелели:

         Я по годам на фронте не был.
         Но помню явственно вполне
         Блокадную осьмушку хлеба
         И чёрный иней на окне.

         Я помню дымные скелеты
         Домов, обрушенных во сне,-
         И помню серый лист газеты
         На исковерканной стене...

         Тут есть деталь, требующая пояснения. Сам бы запамятовал, если бы не стихи. Иней-то на окне, мохнатый с наледью, в палец толщиной, был и вправду чёрным. Ведь не рефлектор и не камин - буржуйка...
         И всё это, господа, вы вознамерились у меня отнять?!
         И не только мамины сказки и дядю Алю. Не только клёклый блокадный хлеб и чёрный иней. А и путь через Ладогу в апреле 42-го под скрещёнными в небе прожекторами, когда грузовики шли по ступицу в воде и каждый четвёртый не доходил до берега. И слёзы счастья над первой послеблокадной, когда-то столь ненавистной манной кашей. И хуже слёз - жесточайший понос, потому что кашу сварили на молоке, а этого делать было как раз нельзя. И медленно ползущий сквозь снега - зима выдалась суровой и долгой не только в Ленинграде - поезд с "выковыренными". Было такое жестокое военное словечко, но оно же и предельно меткое: нас не просто эвакуировали, а вырывали, выковыривали из лап смерти.
         И деревянный уральский городок Ревду, где мы наконец повстречались с отцом. И годом позже Ташкент - "город хлебный", лепёшечный, урючный, где меня, случалось, сильно бивали за то, что писал стихи и отказывался играть в "маялку". Закалили понемножку, и, когда в августе 44-го мы вернулись в Ленинград, я уже умел давать сдачи и легко, на равных, влился в школьную вольницу. Обучение к тому времени ввели раздельное, и сладить с классом - с четырьмя десятками сорванцов, многие из которых повидали костлявую ближе некуда, не всегда удавалось даже бывалым фронтовикам. Мы жили по каким-то своим законам, не признавали никаких заведомых авторитетов и никакого режима, и я вместе со всеми играл в футбол, которого не любил, рыскал по свалкам в поисках трофейного оружия и стрелял по самодельным мишеням (как мы тогда не перебили друг друга и как нас на куски не разнесло?). И вместе со всеми носился по городу - и на Неву, и на Дворцовую, и на Невский - в ликующий победный день 9 Мая.

«««Назад| Оглавление | Каталог библиотеки | Далее »»»



 
Яндекс цитирования Locations of visitors to this page Rambler's Top100